санса оставила все молитвы в королевской гавани;
каменные плиты септ начали видеться ей могильными, а сквозь солнечный свет в той цитадели зла пробивалась мудрость отца – не зря мы, дочь моя, от крови первых людей и признаем лишь древних владык. леди старк, опальная и нежеланная, ходила поначалу среди высоких колонн, смотрела в витражи – в них ни правды, ни дома, лишь какие-то пустые миражи.
затем богороща замка, теплый ветер в волосах. санса становилась на колени и шептала едва слышно имена – мама и робб, рикон и бран, сестра арья, джейни пуль, мейстер лювин, армия северян. она тихо повторяла почивших, умоляла богов быть благосклоннее к живым, едва сдерживала слезы в глазах.
ты бесполезная.
( д а )
санса чувствует горячую кровь отца на ступенях септы бейлора, будто бы эти багряные реки текут по ее ногам. она помнит, как глухо становится в груди, когда мама и робб не смогли от фреев живыми уйти. когда алые знамена ланнистеров отовсюду глядят, сами ланнистеры щерятся и смеются, львиный плащ ей на плечи цепляют. тирион выглядит уставшим и таким же отвергнутым, все извиняется –
санса старк вновь молится, проводит у лика старых богов все утро, ладонью касается глаз – почему красный сок течет по белоснежному древу, какие знамения мне еще предстоит разгадать? санса кривится, когда слышит о семерых, в этом крае они не смогли ее близких спасти. никто из старков не выучил урок: уедешь на юг и не вернешься в срок.
( редко кто вообще возвращался )
санса не знает, слышали ли ее слова когда-нибудь и есть ли хоть какая-нибудь небесная сила, но перестает молитвы читать, когда петир убивает шута. когда гавань остается точкой на горизонте, а орлиное гнездо пронзает облака – в те дни санса упрямо смотрела прямо в небеса. где провидение и благодать? где желанная истина и чья-то справедливая длань? вероломством людей обернулись все ее просьбы, но они же потом и спасли –
санса старк перестает опираться на богов и начинает верить в людей.
кого-то приходится бояться, словно татя в ночи, и таким чудовищем ей кажется весь болтоновский остов: русе серым глазами мертвеца снимает с нее покровы день ото дня, а рамси клеймо бастарда не смоет и сотней съеденных ребят. крики девушек здесь впитываются в стены, и санса учится проклинать. хочет низвергнуть каждого лживого идола и покрепче замуровать себя в родных камнях; добровольно цепляет себе удавку на шею и о мизинце вновь зарекается вспоминать.
санса старк в беспроглядной мгле начинает верить в себя.
ей чужда богороща, когда кровью омывается дом; собачьим лаем исчезает в глухих коридорах ненавистный след, и санса улыбается. крипта становится ей святилищем, а каменные изваяния семьи за место богов – они лучше всех расскажут, какой надо дальше сделать ход. по каменным лицам почти что дорожки слез, когда санса от свечи тень пускает в ледяной чертог – мраком отдается глубина, и леди старк понимает, что однажды также ляжет сюда. тихо идет по коридору, не нарушает покой – мертвецов не буди, дитя, пускай и здесь они обретут свой дом. внизу ни звука, ни смешка, но молчание мягко обнимает ее и вновь прикасается к устам.
санса в такие моменты чувствует, как по жилам течет кровь тех самых первых людей. слышит вой лохматого, лютоволка рикона, который, со слов слуг, часто бывал здесь, ощущает впервые за долгое время единение с отцом. санса укрепляет стены и башни, помогает людям и готовится джону подспорьем стать.
не звучат среди ночи журчания рек, нет гомона столицы или ветра среди высоких стен. санса ощущает себя дома, бережет этот уголок – ей бы себя отстроить, хотя бы по частям. ночи подкрадываются незаметно и несут за собой погибель, поэтому джону вновь здесь долго не бывать. собираются всадники, готовятся в белой гавани корабли – истинный волк, король зимы, рвется на южный берег, обрывочный тот самый край, что был землей валирии в беспамятные времена.
едет к новой владычице, к потомкам драконов, чтобы словно один из тех первых старков, меч в землю воткнуть и слова крамольные протянуть.
санса кривится, плотно сжимает уста – ей никуда не хочется джона отпускать. сны вдруг становятся илистыми, тянут куда-то за край. у матери вместо горла – кровавое жерло, и она большими глазами умоляет лишь на севере воевать; не покидать больше дома.
когда она остается после совета с джоном одна, говорит ему все не тая – нам нельзя так далеко уезжать. разве ты не помнишь? знать должен лучше других. мы теперь вдвоем остались, мы теперь словно дети зари. последователи далеких пучин и загадочных берегов – оставить при себе необходимо гордость, чтобы колени перестать у этих дурацких тронов сбивать.
нет корон у нас, санса, - молчаливо джон обращает к ней взор, но леди хмурится и не желает принимать винтерфелл из его рук.
я не могу потерять тебя.
больше нет.
арья сгинула, с тех пор будто бы вечность прошла. вспомни хотя бы рикона! как растерзали его на наших глазах. где там бран? добрался ли он до безопасного места? ох, джон, у него ведь почти что нет ног. тут был теон, были нелюди, был чужой нам устой – мы не можем покинуть наш дом. но если ты выедешь за эти врата, то, клянусь, что отправлюсь за тобой.
веришь ли ты, что горстка солдат сбережет короля в далеких ему землях?
я – нет.
поеду за тобой – вот мой ответ. не оставлю одного более. ты спас меня, джон, с того мутного дна на поверхность вытащил и дал вдохнуть чистой искренности. согрел меня почти что в своих руках. мы вместе стояли, когда вокруг гибли люди, и кровь была у нас на обеих щеках. сколько битв впереди, ответь же мне, брат? сколько нам еще предстоит выстоять? без тебя я едва сберегу изгородь, что оттеняет внутренний сад.
нам надо быть вместе, стоять до конца.
джон, прошу тебя, выслушай. ( но слуга уже открывает дверь )
иного случая не представляется, готовится почти что поход – сансе при всех джон наказывает в винтерфелле оставаться ( используя для этого иной предлог – быть тебе леди, сестра моя, здесь всегда должен находиться волк ).
санса не то чтобы слушается; знает, что дом не сможет оставить зазря. злится в собственной спальне, лампадки накрывает рукой. сны продолжают мелкой дробью вбиваться в виски, терзают крюками глазницы. санса распахивает веки, а внутри – синий огонь. мне ли стать смертью и пойти туда, где начинается прибой?
богороща зовет ее, манит ласковым шепотом. санса на домотканое платье накидывает плотный мех, тихо выходит за порог, спускается в спящий двор. шаг за шаг, шаги еще впереди – когда леди старк достигает святилища, подходит неспешно и лбом прикасается к багровым ручейкам. что вы, боги мои, приготовили в этот раз? будете ли вы, наконец, милостивыми и поможете джону в том крае далеком, где никогда не бывало вас?
санса вспоминает прежние слова, складывает их в шаткие молитвы – сбивается поначалу с ходу, повторяется и вновь теряет ритм; не злятся на нее старые боги, молчаливо взирают с крон – санса по привычке холодит колени зимней моросью, когда опускается пред стволом. медные волосы заревом горят в ночи – сливаются в единое кольцо с листьями, даром что избегала это место столько раз.
леди-владычица раньше прийти не могла. джон завтра уезжает в белую гавань и, может, не вернется уже никогда. ей слова бы обратить в цепи и его бы в них заковать, да вот только не выдержит той истинности, что принимает каждый его взгляд.
когда на снегу появляется волчий след, леди старк улыбается, напоминая себе мать; поднимается с колен, стряхивает белоснежную крошку с платья и оборачивается в тень.
- отец всегда любил это место, только здесь обретал покой. ты пришел, чтобы помолиться, джон, или чтобы надолго проститься со мной?
