в его комнате сумрачно и тепло, вопреки всем ожиданиям. здесь не стоит волшебная лампа и не пылает волшебный камин, не обитает демон огня из старых сказок. в его комнате нет ничего, очевидно питавшего бы дом. здесь царит беспорядок, хаос из мельчайших вещей, отражающих их жизнь. мо замечает на двери амулет от дурных снов, который однажды сделала для иерихо. привычным движением она проводит рукам по переплетению нитей, снимая застрявшие в паутине серые, комковатые сны. она шепчет себе под нос неразборчиво слова и надеется, что в следующую ночь иерихон будет спать спокойно. читать дальше...

apogee

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » apogee » флешбэки » выдыхай [13_14.11.2023]


выдыхай [13_14.11.2023]

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

http://forumupload.ru/uploads/001a/20/5d/2/113256.png

- остановись. ты идешь не в ту сторону

- а откуда ты знаешь, куда мне нужно ?

- я иду оттуда, куда ты хочешь попасть
там ничего нет.

[icon]http://forumupload.ru/uploads/001a/20/5d/9/407062.png[/icon]

+2

2

после пройденной n-ной ступени
тяжесть отдышки
пропорциональна страху дойти

[indent] когда болит, но непонятно где, северина пытается давить везде - лишь бы понять, лишь бы почувствовать ; что же, что же со мной не так. где я забыла счастье и в каком месте его потеряла - кто у меня его забрал и кому оно, моё такое маленькое и несносное, понадобилось. северина поздно понимает, что счастье нужно прятать - порой даже от самой себя, - и теперь уже не надеется пойти его искать. ей некогда - работа кусает за пятки, террористы улыбаются из каждой тени, отдел тайн прижимает уши, пытается спрятаться, скрыться ; ноябрь приходит в девоншир и напоминает, что пора готовиться к зиме. позавчера уплыли русалки - куда-то на юг, где потеплее, - северина стояла на террасе и махала им вслед, получая в ответ брызги и едва виднеющуюся из-под мутной воды чешую. и так каждый год - они всегда уходят перед её днём рождения, оставляя на песке разноцветные ракушки и переливающиеся лазурью водоросли. мир засыпает перед зимой, северину сковывает неприятное ощущение, что она окажется страшной - не из-за морозов, из-за людей. это неприятное чувство тревожности выстукивает поломанный сердечный ритм, заставляет нервничать, иногда замирать на мгновения, взгляд переводить на окно, на море, на горизонт.

[indent] северина ждёт. самое страшное, когда не понятно что именно.

[indent] проводить будни между работой и домом, обсуждать с коллегами случившееся и радоваться - откровенно и искренне, - что северину всё это обошло - вот что остаётся. мидас отделывается лёгким испугом и лишними отчётами, за чашечкой кофе признаётся, что в следующий раз он трижды подумает, прежде чем идти на какой-то благородный вечер, северина только смеётся - при следующем же приглашении он побежит выбирать себе новый костюм и искать информацию о гостях, чтобы быть готовым поддержать любую беседу. если vox и хотели напугать, то они напугали, но точно не привыкших к шторму чистокровных волшебников, которые лишь наслаждаются волнами - упорно делают вид, что со всем справятся.

[indent] северина поступает ровно так же - притворяется, что вокруг штиль ; на молнии смотрит, но не видит, гром слышит, но не слушает.

[indent] предложение зено устроить ужин в честь дня рождения северины, посреди этого хаоса, неожиданно совсем не кажется безумным, и она соглашается. сама своим словам не верит, но объясняет всё острой необходимостью - нужно развеяться, кровоточащие раны заткнуть ( хоть ) чем-нибудь, попробовать всё отстроить заново. тряпок в доме уже не хватает, все они пропитались красным. на приглашениях хочется аккуратным почерком подписать : « с собой приносить причины жить дальше », но северина оставляет всё кузену, наблюдая, как он выбирает красивые конверты и волшебной палочкой выписывает каллиграфические буквы на каждом пергаменте. она намеренно не смотрит на имена приглашённых, чтобы не расстраиваться. зено заставляет её выбирать скатерть, и всё это кажется северине таким глупым, смешным, что внутри даже чуть легче становится - неожиданно легко засыпается, когда в мыслях дилеммы о десерте и музыке - когда в мыслях не чужое, украденное утро на голом матрасе с голым телом и голой душой.

[indent] северина покрывается отрицанием, как рана коркой, лишь бы полегче стало - на работу в то утро заявляется с остатками блёсток на лице и врёт, будто играла с детьми - её враньё раскрывается сразу же, но ни у кого не нашлось сил что-то сказать - утро оказалось гадким и мерзким для всех.

[indent] теперь же их возможно обвинят в пире во время чумы, но северина обещает себе не волноваться о глупостях, надевает яркое изумрудное платье ( впервые понимает каково это - прятаться за цветом, чтобы скрыть всё, что болит ) и держит голову высоко, вздёрнув подбородок в характерной чистокровной элитарности. это её замок, это её территория, это её мир - это её королевство, и она имеет право делать, что хочет. вот бы только терновый венок не впивался так отчаянно в виски - это вроде корона, а вроде бы проклятье. северина покрепче сжимает бокал с белым вином, подаренным одним из гостей с мелодичной французской фамилией, и выслушивает истории про лазурные берега и шармбатоновских пегасов. неожиданно находит увлекательной дискуссию о статусе чистокровных в магической иерархии и позволяет себе продлить спор вплоть до десерта - ей нравится видеть, что некоторые всё-таки считают правильным лишить чистокровных статуса священных семей и сменить порядок присвоения звания, укоротить на несколько поколений. ей об этом думать не пристало - не ей заседать в совете волшебников и выносить такие решения на обсуждение, но глядя на молчаливого кузена, спрятавшего рот за горлышком бокала, ей кажется, что скоро лёд треснет.

[indent] корка становится крепче. уже даже не крошится, если задеть.

[indent] она старается не обращать внимание на пустующее кресло за большим столом, пылающем от вкусных блюд и хорошей выпивки. дом впервые кажется живым, но взгляд северины то и дело натыкается на дыру, как будто на самом деле она внутри неё, а не просто среди гостей. когда на улице темнеет, и они оставляют фрау клейст убирать стол, а сами перебираются в гостиную, чтобы любоваться горящим камином и делиться предпочтениями в магловской музыки, северина чуть легче ощущает эту странную и зудящую пустоту, что сквозит холодным ветром, как будто где-то забыли закрыть одну маленькую, но очень важную форточку. порой среди разговора ей хочется вбежать на верх, на третий этаж, открыть дверь в комнату, встать перед зеркалом, скинуть платье и посмотреть - нет ли на самом деле это глубокой противной дыры у неё возле груди. сигареты и дижестив делают её ноги ленивыми, а желание участвовать в разговоре минимальным. весь этот вечер кажется ей очаровательным в своём спокойствии, она благодарит зено за организацию и вовремя прикусывает язык - лишь бы не спросить для кого пустовало место за столом. всё слишком хорошо, чтобы портить.

[indent] северина учится не ломать своё временное счастье ; учится не задавать вопросов, от которых будет кровоточить - надежда не получить желаемый ответ и одновременно получить его уже делает достаточно больно. её маленькое счастье с большой душой потерялось где-то на крыше маггловского здания, где они должны были с лео пить сладкий приторный сидр и праздновать её день рождения гадкими шуточками и радостным смехом.

[indent] счастье, размером с комара, пролетает мимо неё. она даже не пытается поймать - уже не сможет.

[indent] они заканчивают смехом и танцами, потому что разом соглашаются, что лучше the kinks из маглов никого нет, и северина позволяет лучезарному французу с лазурных берегов вытащить её босиком на мягкий ковёр и закружить под нетривиальное 'come dancing'. северина радостно смеётся, пока the kinks поют о девочках, танцующих на субботних дискотеках в британских пабах, а француз кривляется, изображая из себя одного из солистов. и всё кажется таким далёким. живым.
садовник мистер флос как-то сказал тринадцатилетней северине, рыдающей, что ей нужно возвращаться в хогвартс, что если душу всю выбили - смертельно необходимо включить любимую музыку и танцевать до тех пор, пока остро не запахнет жизнью и не обесцветится горе. она жалеет, что не послушала его раньше.

[indent] усталой падает на пол возле входной двери, когда она наконец закрывается за спинами гостей, разошедшихся по домам - с лёгкими хлопками они трансгрессируют, оставляя поместье дышать отголосками праздника. фрау клейст гремит посудой, решая вымыть её руками - она всегда так делает, когда испытывает тревогу. северине впервые непонятно почему - ей хочется глупо улыбаться, уткнувшись в колени.

[indent] 'the day they knocked down the palais my sister stood and cried'.

[indent]  [indent] пока не раздаётся стук в дверь. слишком знакомый. сквозняк снова проходит насквозь, словно пуля. северина вздрагивает, но дверь открывает. счастье размером с комара уже искусало её голые щиколотки - смотри, я здесь. [icon]http://forumupload.ru/uploads/001a/20/5d/9/407062.png[/icon]

+2

3

[icon]https://funkyimg.com/i/34qSy.png[/icon]ТЫ, КОНЕЧНО, БУДЕШЬ ПРОТИВ
ПОТОМ
потом он будет со смутным разочарованием вспоминать эти дни. как нечто, от чего хорошо было бы избавиться, стереть ластиком карандашную надпись на обратной стороне фотографии: "день, когда все пошло наперекосяк". но писавший это слишком сильно вдавливал карандаш в фотокарточку, и теперь, сколько бы леопольд не тер, избавиться от надписи бесследно никак не выйдет.
леопольд ведет пальцами по строкам и чувствует борозды букв. он представляет, что это борозды шрамов на его коже и испытывает чувство смешанного злорадства и радости. ему бы хотелось, чтобы северина вывела эти слова на его коже, заляпав его матрас бурыми пятнами крови и оставила там полежать. пока раны не затянутся и не превратятся в борозды, по которым можно потом со смешанным чувством злорадства, радости и отчаяния скользить пальцами.
пройдет время, и он будет вспоминать эти дни только лишь со смутным разочарованием: вот досада, что все так получилось. время набрасывает грязную вуаль на все, что когда-либо с нами случалось. время не лечит, но покрывает толстым слоем пыли и паутины: скорее всего, это только будет отравлять тебя еще больше. но хотя бы на поверхности не будет видно крови.

леопольд принимает в своей жизни много плохих решений - потому что никогда не думает достаточно хорошо.
можно было бы сказать, что он к этому привык - лукавство, конечно.
он научился ожидать, что любое его спонтанно принятое решение (а он принимает решения исключительно спонтанные) окажется дурным и будет иметь катастрофичные последствия. с последствиями принято разбираться - по крайней мере, так принято у взрослых людей. а он взрослый? маленький мальчик, отказавшийся взрослеть.

теперь, когда северина ушла, леопольд неожиданно для себя обнаруживает, что его квартира наполнена вещами, так или иначе напоминающими о ней. некоторые покупала она (например, вон то маленькое зеркало в тонкой серебряной оправе, стоит теперь на подоконнике - единственное зеркало, которое осталось в квартире), некоторые леопольд подсознательно связывал с ней: темно-зеленые простыни (ему казалось, она будет хорошо выглядеть на зеленых простынях; еще ему казалось, что зеленый - ее цвет, и любая зеленая вещь так или иначе связана с ней, пахнет ею, приближает к ней), букетик сушеных полевых цветов и колосьев (одна из немногих вещей, которые леопольд перевозил с собой с места на место и которой обозначал свой новый дом - они набрали и засушили их в лето выпуска из хогвартса; леопольду кажется, что если закрыть глаза и вдохнуть их сухой аромат, еще можно ненадолго вернуться в те солнечные и теплые мгновения). весь этот культ, вся коллекция вещей, так или иначе носящих на себе ее метку, должны были приближать леопольда к ней?
на деле же только отдаляли.
теперь он видел это совершенно отчетливо. его жизнь, жалкая карикатура из дешевого маггловского журнала, купленного в подземке. помятый, промокший под случайным дождем, с потекшими свинцовыми чернилами. злобный саркастичный комикс - леопольд через силу улыбается. кажется, над таким принято смеяться.

(оторви и выбрось)

- послушай, ты никогда не думал, что у тебя может быть депрессия? - гидеон оглядывает его квартиру с видом аристократа, навещающего бедняков, чтобы швырнуть им пару монет и дать пару ценнейших советов, как исправить жизнь.

- ну да, конечно, - фыркает леопольд.

но вопрос все еще висел в воздухе, хоть и заданный когда-то неизмеримо давно - кажется, он тогда получил письмо о роспуске стирателей памяти, полное (не)искренних сожалений и пожеланий, предложений и пророчеств ему великого будущего - старндартное, штампованное, отписанное в количестве дюжины штук зачарованным пером. он заставил левитировать и поджег в первый же вечер. смотрел, как огонь медленно сжирал пергамент, как чернела, истончалась бумага и осыпалась ему на колени раскаленными пепелинками.
что у него теперь осталось?
после получения этого письма, леопольд, надев свою самую яркую одежду, подведя глаза ярко-розовым, отправился по магазинам, чтобы купить все самое необходимое. а именно: две бутылки огневиски, половину всего ассортимента "сладкого королевства" и девять унций травки у маггла, мявшегося на углу и шикавшего, когда леопольд слишком громко спросил, продает ли он.

вернувшись в квартиру, леопольд методично убрался в комнате, разложил все приобретения на полу и на стульях (стол у него был всего один, маленький угловой на кухне, больше похожий на подвесную полку). не снял своей яркой одежды, не смыл ярких линий с лица. сразу начал пить.
северине он соврал, что уехал к родителям, и она поверила. гидеону он ничего не сказал, и тот пришел к нему на четвертый день запоя. к тому моменту лео выпил почти весь алкоголь, выкурил всю травку, сорвал голос, смеясь над одному ему известными шутками, плакал и засыпал в ванне. ему снились яркие сны, которых он все еще не мог забыть, ему слышались голоса людей, которых рядом с ним не было.
гидеон пришел и задал единственный вопрос:

- послушай, ты никогда не думал, что у тебя может быть депрессия?

а потом он собрал леопольда в охапку, сунул его в душ, увез его на два дня из страны, а когда леопольд вернулся в свою квартиру, следов его запоя уже не было, и он сделал то, что делал всегда: притворился, что ничего не было.

леопольд смотрит на то, как подрагивают у него пальцы, и думает: сколько еще можно притворяться, что ничего не было? со сколькими проблемами он разбирался именно так, зарывал голову в песок, пережидал бурю, а потом откапывал себя, вытряхивал песок из ушей, и снова вел себя так, будто ничего не произошло.

почтовая сова принесла письмо накануне вечером, а хрусткий конверт лежал подле леопольда на кровати все еще не распечатанный. сам леопольд лежал на кровати уже сколько? два, три дня? он не мог сказать точно, шторы были задернуты, а все эти дни он провел в полубредовом сне, разговаривая вслех сам с собой. сначала - отходя от наркотического трипа, в который его втянул гидеон; потом - обсуждая с собой вещи, которые давно уже стоило проговорить, но все не доходили руки, а тут уж раз заговорили - чего уж тянуть.
он знал, от кого письмо.
ложь, конечно, он не мог знать. но он предполагал. он видел краем глаза герб семьи эйвери, оттисненный на тонированном полотне конверта. когда, наконец, после долгих часов торгов с самим собой он все же заставил себя сломать сургуч, в конверте он обнаружил изящную карточку-приглашение. подписанное каллиграфическим почерком - не ее рукой - приглашение на прием в честь ее дня рождения.

леопольд вспоминал дни рождения, которые они отмечали вместе, и теперь это казалось ему странными воспоминаниями, будто не ему принадлежащими. или снами, которые привиделись ему, а он так сильно хотел им поверить, что убедил себя, что это правда.

столько лет ее неотрывного присутствия в его жизни, а он никогда не спрашивал себя, что это - ее он, впрочем, тоже не спрашивал. они просто были друг у друга и друг для друга, и этого было достаточно, и таков был правильный порядок вещей. леопольд попытался вспомнить, ссорились ли они когда-нибудь прежде. наверняка, ссорились, и кричали друг на друга, и швырялись друг в друга диванными подушками или еще чем-то, попадавшимся под руку. только потом они, выдохшиеся и успокоившиеся, сидели бок о бок на полу и смеялись над чем-то. только он уже не помнит.
кажется, _так_ они раньше не ссорились.
он не знает, почему ветер перемен задул именно сейчас, почему ему вдруг совсем не получается справляться без нее, и почему таким важным становится убедиться, что она может смотреть на него без презрения, отвращения и страха.
он заставляет себя встать и ловить тень своего отражения в северинином зеркале на подоконнике. таким его бы не пустили на прием в дом эйвери: осунувшийся, заросший щетиной с глубокими синяками под глазами - следами бессонных ночей, проведенных в кровати в одной и той же позе.

иногда самый длинный путь пролегает между самыми близкими точками.
между губами, замершими в мгновениях друг от друга; между словами обиды и словами извинений; между его прибытием в девоншир и стуком в дверь.
кажется, проходит вечность между тем, как вихрь трансгрессии выплевывает его на песок (он отстраненно радуется, что обошлось без расщепов) и тем, когда он набирается смелости постучать в дверь. он слышит приглушенные голоса, смех и звон бокалов, что несутся из приоткрытых окон - должно быть, в гостиных дома, непривычно ярко освещенных и празднично убранных, должно быть жарко и нечего дышать. там смеются, танцуют и обнимаются. звучат тосты, пожелания и шутки. леопольд не выдерживает того, чтобы стоять под окнами, будто оливер твист, и уходит на побережье, продолжая наблюдать за домом. ледяной океан лижет ему ступни босых ног: леопольд разувается и подходит к воде ближе. так, чтобы волна, набегая на берег, кусала его холодом.
дом, пылающий праздничным светом, выглядит радушным приютом, волшебным счастливым местом посреди унылого и мрачного девонширского простора. когда гости, роскошно одетые, покидают дом и растворяются в воздухе с легкими хлопками трансгрессии, поместье не теряет своего магического тепла. он тянет леопольда к себе, будто мотылька к свеча.

лететь ли к этому свету, становится решением, которое дается леопольду тяжелее всего. он не принадлежит к этому роскошному, искрящемуся месту; и тем не менее, его тянуло туда с непреодолимой силой.

стоя теперь на темном пустом пляже и глядя на ее дом, леопольд чувствовал себя настолько оторванным от северины, насколько только можно было себе представить. она всегда была в его жизни, уверенная и сильная, именно она всегда спасала его. и что же сделал он, как только пришел его черед дежать ее? разжал пальцы и отпустил ее. теперь боль и обида за себя смешивались с горячим стыдом перед ней. леопольд всегда был эгоистом и легко это признавал - леопольд в общем-то никогда не строил о себе больших иллюзий. но мысль, что он мог причинить боль северине, жгла и резала.

набежавшая волна накрыла его ступни ледяным онемением, и леопольд решил, что больше всего он ненавидит себя именно за это.
он опустил глаза и долго смотрел на подарок, который принес для нее. что вообще он мог дать ей? она заслуживает кого-то, кто может дать ей уверенность, стабильность, защиту и заботу. а что мог дать такой мужчина, как леопольд блум такой женщине, как северина эйвери? развороченного себя, полного противоречий, оголенных эмоций, кое-как прикрытых безалаберностью и беспечностью?

леопольд поднес руки к лицу и вдохнул пряный сухой аромат лета, счастья и одной на двоих беспечности. а затем двинулся к дому.

он постучал.
а она - открыла.

Отредактировано Leopold Bloom (2020-04-29 19:01:54)

+2

4

[indent] не мешай,
не мешай [indent]
остаться одной

[indent] разбросанная по углам душа собирается аккуратно и долго ; каждый кусочек нужно собрать, от пыли отмыть - найти новое место, склеить.

[indent] порой сквозь кожу проходит импульс - он приходит из ниоткуда, нагло врывается в тело, заставляет его гусиной кожей покрываться. ощущение, словно приходит вовсе не из настоящего - глубокого прошлого или пугающего будущего. северина резко начинает себя чувствовать такой чужой в этом мире, наполненном светом и жизнью. ей становится настолько страшно, что в пору уплывать вместе с русалками - забывать, что под водой дышать не можешь, да и чешуи переливающейся у тебя нет.
этот импульс заставляет её думать о своей крови, своём наследии - маленькой её заставляли читать копию книги семейной истории, там каждый эврё или эйвери записан на отдельной странице. увидев оригинал в поместье зено, она испугалась - там есть страницы, принадлежащие её родителям - аккуратные ровные строчки, описывающие преступления и убийства. но страшнее даже не от этого, страшнее от пустых страниц, подписанных её и зено именами - они наполнятся, когда те умрут. северина знает, в восемнадцатом веке книга становится магической и больше не нуждается в писателе - как только эйвери испускает последний вздох, строчки сами выписывают их историю - так можно избежать лжи. северина бы с радостью избежала правды.
что будет написано на её страницах ?
у северины достаточно времени, чтобы наполнить строчки величием - каким ?
если слишком долго об этом думать, начинает трясти и никакой ромашковый чай не успокоит.

северина закутывается в тёплые одеяла, просыпаясь посреди ночи. привычка с детства, словно от всего можно спрятаться вот так - в одиночестве, в кровати, в тишине. волос каштановых блеск рисует контур её лица - если она что-то великое совершит, то не только в книге окажется, но и в картинной галерее - северина смотрит в далёкие лица предков, видит общие черты, сама уже не верит, что с ними едина - пытается в них найти сходства больше, чем в портретах своих родителей. северина пытается убежать, пока не поздно - винит себя за родителей, пусть за спиной и столетия величия. плетется тугая плеть и хватает за горло. руки тянутся, кровь кипит. мир рисует целый парад насмешек — северина целует там, где болит — северина целует свои ладони и пытается через них прорваться к лёгким. страх быть недостойной никого и ничего застревает там, мешая кислороду пройти.
будь у внутреннего самобичевания следы, появляющиеся на теле, была бы спина у северины располосована, как от жестокого кнута, который она над собой заносит в особенно тяжёлые моменты - иногда сильно бьёт, иногда слабо. больно всё равно одинаково.

здравствуй леопольд, у меня к тебе нежелание следовать чужой жизни — свет замирает, теряя эйвери из виду. северина прячется от него в домашнем полумраке и отголосках праздника. за плечами у леопольда глубокое ночное море, а у северины впереди очередная попытка жить по канонам - некогда уже удивляться.
некому.

смотреть на леопольда и не видеть его ; где ты ? а я ?
северина могла бы вопросами задохнуться, но морской воздух проникает в лёгкие, заставляет их ещё немного пожить.
эта встреча не вызывает у неё теплоты, не вызывает и злости. злилась она раньше - так было легче. сейчас всё стало лишь сложнее.
по-хорошему должен пойти дождь. он всегда идёт в такие моменты - кто-то его ненавидит, а северина знает - в дождь спится спокойнее, потому что хищники не охотятся.

северина занимается тем, чем никто никогда не занимался — спасает себя от себя же. чтобы это сделать, нужно быть холоднее девонширского моря в декабре, холоднее кожи фестрала - северине хочется вернуться в то время, когда она по вечерам воровала сахар с кухни и нещадно клеймила себя ребёнком чудовищ, а не раскачивалась от желания жить и желания всё забыть. еле-еле качает кровь от мозга до кивка. каждый день следить сложнее, как мир качается туда-сюда. северина качается вместе с ним. туда-сюда. северине уже поздно спасаться в омуте вранья, когда всю жизнь швыряет. туда-сюда. когда спасаешь самого себя, нужно быть холоднее и не поднимать лица в отражение, чтобы в своих же глазах не потеряться. когда она видит своё отражение в зрачках лео, становится совсем уж дурно.
неспасённых любят до конца.

раны лишь лекарства для кармы - северина ждёт, когда же наконец-то всё пройдёт. выслужилась перед судьбой уже достаточно, больше ей кланяться в ноги нет смысла. взгляд леопольда ускользает — прямо в душу. северина собирает всю свою силу воли, чтобы не зажмуриться. это метод элементарного самообмана — чего-то отчаянно хотеть, не получать и говорить себе: « значит не нужно было ».

- привет, - северина вкладывает силу в слова, а голос звучит так, словно её железом накормили. - что ты здесь делаешь ?

у северины заноза в сердце — спасти себя сможет лишь только она сама. и так будет всегда.

[indent] разбросанная по углам душа собирается аккуратно и долго ; а если не находится, то придётся отращивать заново - новую. уже, возможно, совсем чужую.

[indent] улетай,
улетай [indent]
в свой далёкий космос и меня забывай

[icon]http://forumupload.ru/uploads/001a/20/5d/9/407062.png[/icon]

+2

5

[indent] если рвется под кожей

забавная штука время.
есть ли в мире что-то более ненадежное, чем вемя? и все же, мы упорно меряем свою жизнь секундами, днями и годами.
сколько секунд леопольд провел рядом с севериной? сколько ему еще отведено? будет ли этого достаточно, или годы вновь незаметно промелькнут перед глазами, обдавая брызгами воспоминаний, и будут таковы, выйдут все, оставят блума вянуть под палящим солнцем.
солнце будет над ним смеяться.
оно скажет: ха-ха-ха, глупый маленький леопольд, ждал правильного времени. неужто леопольда не научили в детстве, что правильного времени невозможно дождаться? время - редкая тварь, только и умеет, что ускользать из пальцев. или леопольд, маленький и глупый, решил, что ему нравится насилие? нравится сворачивать птичке шею - или лео хочет, чтобы ему хребет переломили? раскрошится, как прах, под пальцами, и останется только пыль - она брезгливо сдует тебя с кончиков пальцев и пойдет дальше.
посмотри - видишь?
в ее глазах.
найди, лео в ее глазах ответ. это - насилие?
находить друг друга только чтобы потерять. держать друг друга самыми кончиками пальцев, чтобы отпустить. обнимать друг друга - только чтобы оттолкнуть, когда нужно было бы прижимать крепче.
лео смотрит на старый высушенный букетик в своих руках - лео смотрит на свою жизнь (тоже хрупкая и старая, и пахнет сладкими воспоминаниями) - это насилие?
что он здесь делает?

[indent] зверь -

что он (здесь) делает?
вот было бы смешно сказать: я пришел посмотреть, не пропустил ли я конец нашего с тобой взаимного насилия.
в девоншире кругом: холмы да поля, у леопольда в голове - тоска да беда.
леопольд думает, а что если сказать правду: три дня я лежал в своей кровати и не мог с нее встать, потому что мне было грустно. а потом мне стало страшно, потому что - а вдруг сегодня ты уже обнималась с другим, и свою укромную улыбку дарила ему? вдруг сегодня какой-то холеный и лощеный чистокровный волшебник толкал тебе душеспасительные речи о чистоте крови и грязи своих планов на тебя? почему-то именно чистокровные всегда самые большие извращенцы.

[indent] - значит все

в ней будто отражалась вековая тоска и усталость океана, закованная в нерушимую красоту - неприступная, утомленная собственной возвышенностью.
ее белая, закованная в малахит вечернего платья, ее тонкое тело, скрытое под складками ткани, ее растрепанные волосы и тихие глаза.
леопольд хотел спросить, какой художник тебя написал? я хочу отдать ему все свои деньги, пусть забирает - я смотрел на тебя слишком долго, и уже задолжал ему. а хотел бы смотреть еще дольше.
сколько ему будет дозволено?
время - слишком ненадежная единица измерения, и леопольд решает считать своими вдохами.
он вдыхает: лучистое тепло большого дома, горьковатый запах ее духов, собственную неуверенность и надежды.
это рвет ему легкие, рвется сквозь клетку ребер наружу кучей глупых слов, которые леопольд еще никогда не произносил, и поэтому боялся - а вдруг он неправильно их выговорит? он выдыхает.

- у тебя сегодня день рождения, и я принес подарок.

[indent] для него теперь

для него теперь немного непривычно перешагивать порог, но леопольд выдыхает, и перешагивает его легко, совсем как прежде.
он протягивает ей цветы, она берет - как будто кто-то взял их vhs и начал карандашом мотать пленку в обратную сторону, вот промелькивают в обратной перемотке разные моменты их жизней, вот когда-то давно она протягивает ему букет и перевязывает его бечевой.

- прости, что я не пришел на прием. кажется, мой смокинг задержали в химчистке, - смеется леопольд. а потом разводит руками, - или моя сова принесла мне приглашение позже, чем было нужно, - снова смеется. (он сам смешон)

он видит на ней следы бала: смех над чужими шутками еще искрится в глазах, язык еще скользит по нижней губе воспоминанием о десерте (что было на десерт, эклеры или любезности от чистокровного волшебника с очаровательным французским акцентом?) в ногах воспоминания от танца (что было на этот раз? кадриль? вальс?), в руках воспоминания чужих рукопожатий.

- не был уверен, что ты захочешь меня видеть, так что решил не искушать судьбу и не портить тебе праздник. кажется, приглашение подписывал твой кузен? у него роскошный почерк.

тогда, стоя у моря, целую вечность назад (а нет, постойте, прошло ведь меньше четверти часа) (ах, это чертово время, опять играет с ними в обманки) леопольд пообещал себе не молчать. должно быть, он забыл договориться с собой говорить о важном, а не просто молоть чепуху.
чепуха крошится под лопастями мельницы и просыпается леопольду на голову пеплом его прошлых ошибок. он умывается этим пеплом, а поток все никак не кончается.

- нам нужно поговорить.

(нет, не так не правильно)
кажется, он и впрямь качает головой и бормочет себе под нос, что все опять не так, все опять наперекосяк. он вышвыривает эту чепуху, и она падает к его ногам, копошится теперь внизу, пытаясь к нему вернуться, прилипнуть обратно, и лео перешагивает ее.

- мне нужно перед тобой извиниться? (выходит почти вопросительно, и леопольд кривится - опять звучит не так, но он соглашается на эту полумеру)

было ли это насилием? или они просто не знали, как и куда идти, слепые и беспомощные, каждый пытался вести другого своей дорогой.
но у слепого шансов живым перейти дорогу - один на пять тысяч восемьсот сорок дорожно-транспортных происшествий.
[icon]https://funkyimg.com/i/34qSy.png[/icon]

+1

6

ЛИШЬ БЫ НЕ СНИЛОСЬ СЧАСТЬЕ В НОЧИ
рассвет сотрёт мой сон в окне, где светит твоё имя мне

[indent] тебя заковали в железо или выковали в нём ?
[indent] северина шуршит доспехами - вроде из серебра фамильного, с узорами, с честью и гордостью, а вроде на звук и вкус - пищевая бумага, в которую заворачивают пироги, чтобы те не прилипли к стенкам блюда. защиты у северины вроде бы никакой, а одна её видимость всех всё равно пугает - иногда саму себя. и не скинуть же - какой бы нагой она не ходила по комнате, босиком собирая мягкость ковра, всё равно доспехи здесь.
но если войдёт в комнату убийца с ножом - убьёт. это будет очень легко и просто - действие размером в один вдох.

леопольд не убийца - не сейчас уж точно, - как глупо идти на преступление с букетом прелестных полевых цветов, которые должны были жить где-то в начале лета, а теперь живут у него в руке. ещё чуть-чуть и прорастут в ладони, потом не оторвать.

северина привыкла жить по простому - дело не в большом доме, не в прислуге, не в драгоценностях или дорогих бирках от платьев ; северина привыкла жить по простому и многого не хотеть - всё, что ей действительно желанно, давно уже мертво. просить на рождество оживить мёртвых родителей оказывается как-то не принято, поэтому её письма санте остаются пустыми. фрау клейст недовольно качает головой.
северина могла бы жить обычным детством, наполненным глупостями и нагим счастьем, но так вышло, что оказалась она слишком умным ребёнком, который рано понял, что такое, когда тебя нет - когда ты умираешь, - тебя нет, когда фрау клейст не заходит в родительскую спальню, как в твою, чтобы подогреть простыни и одеяла, когда она не приносит тебе ромашковый чай, когда тебе не приходит письмо из хогвартса, и в итоге северина радуется ему в полном откровенном одиночестве, прощаясь с русалками заранее. когда некому похвалить за хорошие оценки и просто согреть ласковой улыбкой.
прежде, чем начать ненавидеть своих родителей, она их отчаянно любит и неистово хочет увидеть. мечтает найти воскресающий камень из сказки про дары смерти, а потом уже готова довольствоваться минутным разговором - потом она понимает, что ничего ей недоступно, и тогда становится проще их ненавидеть - за то, кем они были, за то, что оставили их дочь сиротой. за всё хорошее и плохое.
кто-то криво говорит, мол, хорошо, что они умерли - иначе бы дочь, как себя, воспитали. северина не знает, принимать за комплимент или плевок в душу.
северина привыкла жить по простому - не обращать внимание на стандартные психологические штампы ничейного ребёнка и делать вид, будто желать ей больше нечего. не нужно. всё уже итак забрали, зачем ещё что-то возводить в степень драгоценного - вдруг опять заберут ?

северина не умеет сражаться до победного конца, просто потому что никогда не пыталась.
и теперь, когда в жизни появляется леопольд, очень хочется его с полки драгоценностей убрать - там стоит диплом о выпуске из хогвартса и письменное поздравление начальника аврората за успешно пройденную стажировку - вот и все ценности. леопольд мало того, что туда вряд ли поместится, так и в целом - где его место ? на полках, среди вещей, которыми северина дорожит, но всё равно смотрит раз в месяц ?
или же где-то там, где дыра в груди и полное отсутствие инструкций как её заделать.
северине не о чем желать, но она с каждым днём в этом всё больше сомневается. вдруг там есть что-то ? за стенами, что выстроила, за канонами, что поставила ? ван гог оказывается смелым и легендарным, после того, как переходит границы привычной живописи. йонеско оказывается смелым и легендарным, после того, как отказывается от привычных уставов театральных пьес и дарит миру 'носорог'а. северина может не будет легендарной, там слишком много конкурентов, но может ли она быть хотя бы смелой ?

[indent] - тебе не за что извиняться. перед друзьями за такое не извиняются, - она пропускает его внутрь дома, процесс такой медитативный и привычный, что она знает его наизусть.

смелой она вряд ли уже будет.
делает шаг назад, когда могла бы бежать вперёд - в психологии это называется синдромом заведомого страха, когда страшно, пусть ты ещё ничего и не сделал. настроение идти лечиться гештальтами или же выпивкой - ни один из этих вариантов ей не привычен.
сталкиваясь с выбором северина предпочитает либо его не делать, либо идти безопасной дорогой.
другие пути будет видеть во снах и потом с утра пытаться определить - кошмар или прекрасный чудесный сон ?

северина оставляет окно в своей спальне открытым, даже в самую жестокую зиму. заходи. люби, ненавидь, убивай.
леопольд убийца - ему не нужен нож, чтобы резать её на кусочки ; лепольд убийца, которому северина никогда не покажет свой крик боли - он просто не может выйти из её горла, заставить голосовые связки завибрировать и издать звук. северина их в маленьком кулаке нежных рук, незнавших никогда тяжёлой работы, сжимает, двигаться не позволяет. пусть будет больно, она всё вытерпит.
главное не кричать.

[indent] - я даже не знала, что зено.. кхм лорд эйвери тебя пригласил, - сердце выпускает из себя лишний воздух, сжимается ; вот для кого был пустой стул, не давший ей покоя за ужином. она вроде бы итак знала. а сейчас ещё тоскливее стало. пустота за столом в воспоминании стала в разы тяжелее - как хорошо, что она этого не знала тогда. - наверное, фрау клейст ему про тебя рассказала.

[indent] так что же, тебя заковали в железо или выковали в нём ?
[indent] когда северина смотрит на леопольда, железо плавится, будь оно цепями или же доспехами, без разницы. ожоги на коже оставляет, а она не замечает. вот ведь как бывает - наверное, так умирали рыцари во время средневековых баталийх ; думали о тех, от кого на сердце не спокойно, и таяли, разливались в серебряные лужи чести и гордости.

она пытается спрятаться за искусством small talk'а, словно за последними бойницами, оставшимися в её распоряжении.
о боже, прошу тебя - не трогай, там где болит. не мучай меня. северина ведь знает и до сих пор чувствует это утро на своих губах - чувствует, будто целует его спящее лицо прямо здесь и сейчас, - там не было виновных, не было тех, кто должен извиняться. если и делать что-то такое глупое, то вместе. а лучше не делать - ведь там была просто обычная глухая и немая жизнь, которой северина поддалась, думая, будто она однажды сможет ей принадлежать.
не сможет.

и даст вздохнуть и даст пропеть, чьё имя мне было милей
ВСЁ ЛЬ ПОЗАБЫЛОСЬ ? ТОЛЬКО МОЛЧИ
[icon]http://forumupload.ru/uploads/001a/20/5d/9/407062.png[/icon]

+2

7

леопольд режется о ее слова, о ее взгляд. леопольд никогда не был сильно склонен к суициду (если только не считать за суицид надежду не проснуться с утра или привычку не смотреть по сторонам, когда переходишь дорогу).
но северина выбрасывает лезвия, и лео слепо на них напарывается. а  ведь хотелось и надеялось, что он придет, скажет несколько трудно дающихся слов, сухо царапающих горло изнутри, и все станет хорошо - и даже лучше, чем было.
в детстве мама часто читала леопольду сказку про питера пена, мальчика, которых не хотел вырастать. больше нет уютных вечеров, залитых желтым светом ночника, нет мамы и ее баюкающего голоса. от всего этого остались ошметки и осколки, а леопольд все так же цепляется за прошлое.
в детстве все намного проще: вы или дружите, или нет.
в детстве нет кислой обиды и неясного пролива невысказанных чувств, в детстве вы просто разламываете тыквенный кекс напополам, и это обозначает начало вашей великой дружбы. и не важно, из кого состоит ваша родословная и как вы называете жареную картошку.
но кто-то забыл потушить свечу в доме потерянных мальчишек, и дом сгорел дотла. теперь лео смотрит на пепелище, и дивится тому, какими черными провалами на него смотрит его прошлое. все в дырах, неприглядное и обуглившееся. тронешь - раскрошится, ухватиться не за что.
здесь уже нечему цвести.

[indent] в белую ночь сирени листву ветер качает то робкий, то смелый

ветер гуляет по ее спальне.
леопольд глубоко вдыхает запах этого дома - до странного, неправильного знакомый. и неожиданно его сбивает с ног ощущение спокойствия. так обычно чувствуешь себя, вернувшись домой после тяжелого и неудачного путешествия. и даже если впереди еще предстоит разобирать вещи, вытряхивать песок из туфель и втирать мазь в мозоли и синяки, сейчас можно тяжело опуститься в кресло и позволить запаху персиковой чистоты домашнего постельного белья и пыльной старины книг в шкафу убаюкать себя.
в комнате все так же, как когда он уходил в последний раз. и от этого глупо жмет сердце - а лучше бы и не уходил.
слова северины режут.
леопольд слушает это ее "друзья" и удивляется, как криво оно ложится - уголок задирается, и лео спотыкается. и раз, и два, пока не понимает, что что-то не укладывается ровно. и это не мостовая, где удара резиновым молотком по булыжнику хватает, чтобы надеждно загнать его на место. тут ударишь по одному топорщащемуся углу, выскочит другой.
выходит - не по размеру.

- мне кажется, мы пропили умение разговаривать, - леопольд давится смешком. - ну серьезно, я как будто разучился нормально слова в предложения складывать. я хотел сказать, нет. возможно, именно перед друзьями больше всего и надо извиняться.

но он не извиняется.
ему надо - слова жгутся на языке "прости меня", но лео их не произносит. он не может правильно сформулировать, за что хочет извиниться. за то, что ляпнул какую-то глупость? (девять из десяти произносимых леопольдом блумом реплик обычно оказываются глупостью - в этом для его друзей нет ничего необычного) за то, что все пошло наперекосяк? (говорят, ровные прямые это заговор масоном, и в природе не существует идеально прямых линий, все это просто обманка)
леопольд не до конца понимает, что именно пошло не так.
чувствует - это его вина. (где-то за кадром его мать вскидывает брови. ее спрашивают: как вы это прокомментируете, это его вина? она торопливо отставляет в сторону бренди и поправляет помаду. что-что? - спрашивает она. - в чем там, говорите, он виноват? а, да это и не важно. да. это его вина.)
леопольду хочется, чтобы все снова было хорошо.

- а ты помнишь, о чем мы могли часами разговаривать? я пытался вчера, и никак не мог. ты подумай, я всю ночь не спал, и пытался вспомнить, о чем мы с тобой говорили за эти шестнадцать лет.

леопольд осторожно тянется ее ее запястью.

[indent] в белую ночь, когда я усну, приснится мне сон, удивительно белый

у его матери была необъяснимая страсть скупать "красивые вещи" в антикварных магазинах. по большей части это была полнейшая безвкусица: зеркала в золоченых рамах, массивные хрустальные вазы и бархатные подушечки.
(иногда, когда он стоит в магазине и выбирает между двумя почти-одинаковыми-но-совсем-разными подставками под зонты, леопольд со страхом думает, что становится точной копией матери: с нездоровой привязанностью к алкоголю и обсцессивной потребности заполнять пространство вещами)
но леопольда не слишком интересовали вещи, которые покупала мать. он ждал воскресных походов в антикварную лавку, чтобы встретиться со своей знакомой - фарфоровой балериной. каждый раз, переступая порог антикварного магазинчика, леопольд надеялся, что она еще будет там - в темной глубине лавки, скрытая от чужих глаз, дожидается его. еще леопольд надеялся, что однажды настанет день, когда мать тоже увидит фарфоровую балерину и решит купить ее вместо очередной шкатулки для драгоценностей.
у фарфоровой девочки были тонкие, хрупкие ручки, и лео каждый раз осторожно, едва весомо, касался их - чтобы не сломать, но чтобы почувствовать ее.
день, когда мать решила бы купить балерину так и не настал. потом лео вырос и уехал учиться в хогвартс. потом жизнь завертелась круговертью событий, и лео было не до походов в антикварную лавку. а когда он решил прийти и проведать фарфоровую балерину, ее уже не было. кто-то более расторопный обнаружил ее и теперь обладал ею.
но леопольд посмотрел теперь на северину и со спокойствием отметил, что на самом деле фарфоровая балерина никогда его не покидала.

лео осторожно тянется к ее запястьям - невесомо, осторожно. это вопрос, это надежда на разрешение.
желание прикоснуться к ней теплится где-то под ребрами, и леопольд отчетливо представляет, каково будет обнять ее сейчас - когда холодный ветер скользит между ними, как и холодная, чужая непризянь. это не их, это в мусор.

а их - это что?
[icon]https://funkyimg.com/i/34qSy.png[/icon]

+1

8

всёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошо
всёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошо
всёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошо
всёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошовсёбудетхорошо

разбиваются. падают на пол хрустальным бокалом и на части - звон.

у северины звенит в ушах. не от выпитого алкоголя, не от чувств - просто из-за леопольда блума. это то ли его звук, то ли её восприятие - её демоны, начинающие жрать с головы, залезающие в уши и горло. голосовые связки дрожат, но не вздрагивают. молчание кажется самым естественным в данной ситуации, но молчать она не может - ей нужно перекрыть этот звон хоть чем-то.
мыслей в голове нет - пустота заполняется леопольдом. дурацким маглорождённым мальчиком, чьи улыбки она стала копить ещё в хогвартсе, а теперь носит внутри себя, как талисманы от кошмаров.
потом улыбки превращаются в осколки стекла, которыми она режет свои нежные руки.
чистокровная кровь вытекает из ранок отчаянно - такая же красная, как у всех, но всё равно ч и с т о к р о в н а я.
северина машет перед собой красной тряпкой, впитавшей кровь, словно плакатом манифестующего перед лицом полицейского. смотри, кровь такая же ! ну такая же ! красная ! смотри ! полицейский стоит и молчит. у него приказ сдерживать толпу, а если она начнёт нарушать закон - схватить, повязать и за решётку.

так звенит весенняя капель и азиатская музыка ветра - пронзительно и отчаянно, оставляя ощущение бесконечного звука, даже когда его уже нет.

чистокровные сначала строят себе замок, чтобы защитить свою священную магию, а потом понимают, что создали тюрьму - бойницы-решётки, традиции-тюремщики. сами себя наказывают и лишают простого - кто-то сражается, северина завидует ; кто-то продолжает позволять канонам жизни давить на шею, оставлять следы. дышать сложно, но дышится же ? живые и это хорошо.
змеи спутываются своими хвостами, становятся похожи на канализационных крыс. пытаются сеять заразу - чума пришла, - но человечество глотает антибиотики. они к этому не были готовы.
северина колеблется. маленькая и не имеющая никаких главных ролей, она всё равно колеблется - ветер вот-вот сдует, держись ногами за землю.
тут либо лететь, либо сопротивляться - выбора нет. точнее есть, но сделать его очень сложно.
северина делает глубокий вдох. выбор делать придётся - отсутствие решения есть тоже решение.

бьётся хрустальная посуда, которую её родителям подарили на свадьбу - северине тринадцать. северина всё в себе ненавидит. фрау клейст собирает осколки и даже не ругает. она пытается понять. она не понимает, поэтому молчит.

северина не понимает, что ей делать. поэтому прячет руки за спиной и улыбается:
[indent] - ты слишком мягкосердечен, лео, - сокращение его имени даётся с трудом, но всё таки даётся - северина его аккуратно, будто маленького воробья, с губ опускает. - не надо извинений. не надо, пожалуйста.
перед севериной ни разу не извинился ни один глупый мальчишка, бросивший в неё камень с криком 'так и надо дочке пожирателей смерти'. северина не знает каково извинение на вкус - сама тоже извиняться никогда не торопится. упёртая и горделивая, она долго не понимает, почему распределяющая шляпа отправила её на слизерин - наслаждается с завистью красным цветом гриффиндорской школьной формы, а потом, познакомившись с лео, притворяется - всё это было именно ради этого. ради того, чтобы мы с ним встретились и стали друзьями.
слово 'друзья' режет насквозь. северина не замечает. это должно войти в привычку - она делает шаг навстречу новому порядку дел.
друзьями были, друзьями будем. да ?

если падать, то не бояться, если разбиваться, то насовсем. если звенеть - то пронзительно и тяжко, гимном прожитых лет и оставленного в стороне счастья.
иного счастья.

северина уверена - будет им хорошо и так - на привычной дистанции, которую не перейти - ещё чуть-чуть и пропасть станет бездной, которую не перепрыгнуть. одна сторона для неё, другая - для него. так и будут жить - по разные стороны, если не баррикад, то просто жизни.
история стандартная и давно исписанная до дыр. ничего нового. ничего старого.
главное, чтобы дышалось и жилось, да ?
[indent] - мы с тобой говорили обо всём на свете, - она ласково наклоняет голову набок. - и можем говорить и сейчас сколько угодно, лео. правда.
так будет лучше и меньше болеть. она не уверена, но ей так кажется.
[indent] - у меня осталось вино. из франции. хочешь ? - ей кажется, что спирт обеззаразит рваные раны. для блума этот способ привычен - для неё же редок. но действует.

звенят всё ещё бокалы, дышат прошедшим праздником ; фрау клейст их моет, а они всё равно звенят, будто гости ещё здесь и никуда уходить не собираются. они впитали в себя чужие прикосновения и голоса, перевели на свой язык.
звенят.

северина чистокровная. леопольд маглорождённый. северина стабильно ходит на работу в министерство. леопольд живёт на дивиденды от купленных акций. северина и леопольд не хотят расставаться, исчезать, словно никогда и не были из-за одной маленькой глупости.
северина чувствует себя маленькой девочкой, которая протягивает мальчику руку с вопросом : 'будем дружить?'.
она больше не прячет руки за спиной, сама к леопольду тянется. за ладони хватается, крепко сжимает.
всё будет хорошо. всё так заработает. все так будут счастливы. на своих островах останутся, будут в гости ходить и улыбаться.

они разбиваются ; 'они' больше нет - есть северина эйвери, есть леопольд блум. есть и это главное, да ? какая разница как именно они есть - вместе или по отдельности.
главное, чтобы дышалось и жилось, да ? [icon]http://forumupload.ru/uploads/001a/20/5d/9/407062.png[/icon]

+2

9

неужели не смехотворно, что они все еще стоят на лестнице классового неравенства? на ступени перед тобой кто-то стоит, на ступени за тобой кто-то стоит.
остается только тянуться друг к другу руками.
леопольд и северина тянутся друг к другу всю жизнь. (по всему телу уже должны были протянуться тонкие светлые полосы растяжек, но ничего подобного - на их телах не остается ни одного следа из бесконечных взлетов и падений).
они тянутся друг к другу.
в общей гостинной слизерина он тянется к ней и предлагает пакетик со сладостями: вставать лениво, а поделиться хочется. на уроке зельеварения они тянутся друг к другу за спиной профессора, тайком передавая обрывок пергамента со шпаргалкой. стоя перед деканом, он тянется к ней и украдкой дергает за мантию: молчи. и берет всю вину на себя. их все равно наказывают, и ночью, патрулируя подземелья, он тянется к ней. (просто чтобы коснуться).
северина всегда уворачивается, потому что она стоит на несколько десятков ступеней выше, и ей неудобно, совсем неудобно нагинаться, чтобы потянуться к леопольду, да и хочется ли ей? (лео никогда не знает наверняка, чего хочется северине) а леопольд решает тянуться к ней, пока не обожгут, не шлепнут по рукам.
это просто такой порядок вещей, это просто такая жизнь.
можно все, что не запрещено.
а что запрещено - тоже можно.
пока не заметят, что ты делаешь.

[indent] придумано нами, написано нами - все наши темы, тотемы, татами

леопольд торопливо листает страницы. они исписаны, но слов не разобрать; не разобраться ему и в том, что за волна теплого волнения поднимается в его груди, когда северина крепко хватает его руки. у нее узкие, гладкие, горячие ладони. горячие: греют, но не обжигают, и леопольд с жадным желанием кидается навстречу этому чужому теплу, и думает (почти со страхом), что отдал бы многое, если не все (у него ведь в сущности и нет ничего толком), чтобы всегда быть близко к этому огню. это эгоистично, глупо и совершенно невозможно. северина от него далеко. и кажется, с каждым днем становится все дальше. леопольду не хватит жизни, чтобы закидать пропасть, разделяющую их, чтобы добраться до нее.

что из них за люди получились?
он - волшебник в семье магглов, чужой обоим мирам. с деньгами, которые у него есть только благодаря отцу. а сам он что?
она - волшебница чистой крови, дочь пожирателей смерти. со своим клеймом. ее собственный мир всегда будет смотреть на нее с подспудным "что от нее ждать, ведь она дочь эйвери?"
подставь их рядом, две фарфоровых фигурки на одной каминной полки, вечно тянущиеся друг к другу, вечно не дотягивающиеся. одинаково несчастные и одинокие, заклеменные чужими словами.
а когда солнце заходит за горизонт, волшебники и магглы ложатся спать по своим кроватям, а лео и северина стоят друг напротив друга, держась за руки, - разве в это мгновение не все равно, что говорят люди и кем их клеймят?

[indent] все наши битвы, безумства, бесчинства

общее прошлое пронизывает их жизни сотнями маленьких стежков. тончайшие шелковые нити. кажется, дерни за одну - порвется. но стоит потянуть, как нити впиваются в кожу, ранят, и держат крепко.
всегда, конечно, можно распороть, и лео с опаской думает о собственных острых словах, а потом и о ее острых словах - они вообще любят, чтобы было опасно для жизни, чтобы по телу расцветали алые порезы.
как будто, если все будет спокойно и тихо, не будет битых зеркал и битых отражений в этих зеркалах; если не будет багряных кровавых цветов на коже, и если не будет в сердце боли, как от ножевого, они забудет, что живы.

она разрешает ему говорить, разрешает - обо всем на свете. глупая мысль "свет - это ты и все, что связано с тобой", и леопольд сглатывает ее, чтобы не вырвалась. северина разогревает тавро и ставит пылающее клеймо, от которого у лео саднит и чешется кожа. хочется его содрать, потому что почему это она решила за них обоих? почему она выбирает, to be или to be not?
ответ, конечно, очевидный и обидный. потому что она - все, а ты - ничто, разочарование семьи и ее личное горькое разочарование.

[indent] все наши встречи, и речи, и ночи, вся недосказанность всех многоточий

леопольду тоже горько.
домик, который они пытаются выстроить, стоять не будет. архитектор был пьян, кога чертил этот план, ты только посмотри. этой крыше не на чем держаться, а эти стены кривы. кто строит дом из обломков предыдущего?
уж точно не на трезвую голову, и леопольд соглашается на вино, - ему хочется надеяться, что все то, что кажется сложным и трудным сейчас, станет проще сказать, если они выпьют вина.
говорят, в италии принято пить вино как воду, а леопольд не знает людей счастливее итальянцев.
он отпускает ее руки и первый идет к дверям, замирает, будто вспомнил что-то. будто нашел наконец-то, что сказать. обернувшись, видит ее.
леопольд блум никогда не умел думать, он заставил себя разучиться. потому что если думать, то можно прийти к целой куче неутешительных выводов, а ему и так слишком часто бывает грустно.
но он оборачивается, желая что-то сказать, и видит ее, будто впервые за этот вечер. будто впервые за последние десять-или-даже-больше-лет. и на него волной накатывает легкость и спокойствие от осознания, что можно обернуться, а там найти ее, и она вздернет ободряюще уголки рта, еле заметно кивнет в сторону столовой, напоминая про вино.
леопольд замечает небрежную мятость ее кудрей, острую, будто обиженную каплю верней губы, плавные линии тела.
леопольд подается к ней, не помня себя, в приливе странной нежности, в желании обнять, потому что - ну как можно быть такой? но он замирает в одном вдохе от нее. его рука почти ложится ей на шею, но он успевает отдернуться. это же неправильно? это нельзя, это не так? оскорбит ли он ее этим? он вскидывает руки и сцепляет их в замок, заводит за голову и с силой давит сплетенными пальцам на затылок.
путано лепечет:

- прости, боже, не знаю, что на меня нашло. я просто вдруг увидел тебя, и ты так чудесна, а я не додумался ни до чего лучше, чем... да я просто не думал, как обычно, - нервный смешок. опасливый взгляд - он уже успел все испортить? - вино. вино это чудесная идея, пойдем пить вино, пока я не сделал что-нибудь еще, чем могу тебя обидеть.

леопольд еще раз торжественно возвещает "вино!" и хватает ее за руку первый, тянет за собой в столовую, чтобы не оставить места для протеста.

он может быть не лучшим сомелье, но готов поспорить, что тот букет, что он ощущает на языке сейчас, точно не называется дружбой.

[indent] сказки и горькая правда, все, чем вчера превращается в завтра[icon]https://funkyimg.com/i/34qSy.png[/icon]

+1


Вы здесь » apogee » флешбэки » выдыхай [13_14.11.2023]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно