[indent]ему кажется: сейчас он закроет глаза и проснется на столетие раньше. ему кажется: вдоль тонких вен чужая рука скользит и на предплечье чуть останавливается, сжимает слегка, а взгляд спотыкается о легкую насмешку в глазах напротив. он не боится - только сердце полуживое от чего-то слишком часто колотится, норовя ребра тонкие проломить, - мальчишка готов из груди его выдрать, лишь бы трепета меж кончиков пальцев не чувствовать.

[indent]ему кажется: все забыто давно, перешито нитями черными, цвета траура, - демиан в голове реми похоронен давно, - в могиле из мрамора и венка из алых цветов подле. ему кажется: воспоминания о тысяче девятьсот шестом закрыты на сотни замков, заперты наглухо за дверью из стали, боли и несбывшихся надежд. ему кажется: он никогда не оборачивался, не жалел, не хотел вернуться, но между строк читает, - не был честен с самим собой. демиан эшдаун как клеймо, как невидимая метка в том месте, где касалась его рука, - обжигающая, огненная, вечная. реми деверо не хотел скучать, но тоска оказалась сильнее времени.

[indent]калифорнийский университет встречал студентов мрачной тенью от напольных часов в центре главного коридора, когда под ребрами у деверо что-то слишком знакомо кольнуло. тысячи миль, сотни ушедших лет, миллионы голосов и чересчур ярких ароматов никогда не перебьют воспоминания о его запахе. реми замедляет шаг, реми ведет носом и чуть вздрагивает, когда с каждым его шагом терпкий миндаль пробирается под кожу, запускает пальцы в его волосы, оставляет кричащие метки по всему телу, одежде, душе. реми вздрагивает, когда вспоминает, чей это запах. реми хочет на пятках повернуться и убежать [снова], лишь бы не чувствовать, как в глотку заливают раскаленное, но такое желанное железо. и, черт возьми, он почти готов застонать в голос от удовольствия.

[indent]ноги сами в аудиторию его ведут, подкашиваются, но не дают развернуться. реми думает, что запахи - его проклятье, реми думает, что стоит найти ведьму и смешать зелье невосприимчивости, реми запинается об собственную мысль, когда в дверях зала лекционного застывает.

[indent]время играет злую шутку, судьба смеется, тыкая своим бледным пальцем в реми, когда, до вывернутых наизнанку позвонков, невыносимо запах этот чувствовать, невыносимо взгляд чужой [такой родной] ловить. и никакая задержка дыхания не помогает не_считывать с другого конца аудитории удары чужого сердца.

[indent]если это ад, то демиан его палач.
[indent][indent]если это ад, то реми ждет свой котел отдельный.
[indent][indent][indent]если это ад, то он готов душу отдать [или все, что от нее осталось], лишь бы демиан не переставал смотреть на него так, словно все ангелы сошли с небес на землю.

[indent]словно его сможет спасти капюшон на голове.

[indent]мальчишка под парту сползает, опрокидывая лицо на руки, стараясь затянуть старые раны, швы на которых трещат и рвутся, как тонкий шелк. реми не знает, что хуже: вновь этот сводящий с ума запах чувствовать? радоваться, что он жив, или расстраиваться, что, по доброй воле, счастье упустил на целый век?

[indent]мальчишка в бога не верит, но когда пара двух глаз карих прошибает его навылет, реми хочется молиться, реми хочется каяться, грузно на колени падать и, взгляда не отрывая, костяшки рук чужих целовать. он чувствует себя грешником, он чувствует себя грязным от мыслей тягучих, когда миндальная лихорадка вновь с головой его накрывает, выстукивая по виску ноты жажды и похоти. деверо ладонь собственную прикусывает и еле слышно, неуловимо для уха человеческого, выдыхает с легким стоном, не замечая как размеренный стук сердца чужого пропускает в этот момент удар.

[indent]пересечение их взглядов - как взрыв сверхновой, как всплеск энергии вселенского масштаба, - непроизвольно закушенная губа и на лоб свисающие пряди - реми деверо ничуть не изменился, реми деверо все также умирает [оживает] от его внимания.

[indent]- а что для вас есть бог, профессор? - вырывается с места прежде, чем деверо успевает подумать. «есть ли дьявол на земле, демиан? видел ли ты крылья ангелов и слышал ли ты райскую песнь?», - одним взглядом на выдохе, - легкие снова обжигает причиной его мук сладких, а пальцы на ногах поджимаются от трепета предвкушения. реми деверо сам попал в свою ловушку.

..и гореть ему заживо в этом пламени.

[nick]Remi Deveraux[/nick][status]be mine.[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/73/ce/164/51206.png[/icon][sign]-[/sign][anketa]<a href="ссылка на анкету">Реми Деверо, 452</a>[/anketa][lz]бармен в «sancta sanctorum»; слушатель курса «история западноевропейской художественной критики» при новоорлеанском университете; мы не вписались в стандарты мира, мы — излечимый, но сильный вирус.[/lz]

[indent]слова из уст чужих — как плеть, — оглаживают приторно-болезненными ударами, на внутренностях деверо оставляя отметины кричащие, наизнанку выворачивающие, аорту в тугой узел завязывая. реми смотрит пристально, почти вызывающе, — поддается своей нахлынувшей слабости, своим разъедающим изнутри желаниям поддается. хочется смотреть, — никогда не отводить глаз; хочется касаться, — никогда не отпускать из клетки рук, пальцев, горящих губ. быть рядом хочется, отравляя легкие запахом терпким, — и реми ведет ногтями вдоль по прикрытым векам, — лишь бы не видеть взгляда чужого, не вспарывать им вены на бледнеющих запястьях.

[indent]демиан, [имя чертово, как у самого дьявола], со снайпера точностью знает, куда бить. демиан видит его насквозь, — почти читает вслух, по губам, по глазам, по нервно дергающимся пальцам, так отчаянно за карандаш цепляющихся, словно за трос спасательный, — только вот спасать его некому, [да и нужно ли ему, это спасение?], — реми бессмертен, но дьявол в глазах напротив сумел метку смертельную оставить на его мальчишеском сердце. и, каждый день от демиана вдали, он умирал медленно, затухал, пока сегодня не воскрес вновь.

[indent]рассуждения о вечности — как иголки под ногти, иголки под кожу, иголки в вену, — прямо в сердечную мышцу. вечность для мальчишки была сродни второму пришествию божьему, как шанс начать заново, как дар свыше. он жил с этими мыслями пока габриель не положили в земляную могилу. один гвоздь в гроба крышку, — один деревянный кол ему в сердце, и осознание: вечность — не дар, вечность — проклятье. проклятье хоронить тех, кого любишь, любишь до ярких звезд в глазах. и демиан речью своей по самым больным местам проходился, словно читал реми как книгу открытую.

[indent]«ты был моим проклятьем!» — хочется стыдливо деверо крикнуть, прикрывая лицо ладонями дрожащими, но он только губы поджимает и взгляд отводит. нет сил больше слушать укор тона чужого, скользящий блестящей змеей меж слов острых, нет сил больше легкие обжигать миндалем тягучим, на мозг воздействующим как восходящая луна на волка.

[indent]реми хочется написать в эссе своем, что божеством для него был демиан, когда его рука тяжелая ложилась меж лопаток худых, растапливая в юном теле все арктические льды. реми хочется написать в эссе своем, что после касаний этих на спине у деверо крылья ангельские вырастали, чище первого снега, мягче перьевых облаков. но потакать желаниям своим он не намерен, — пока толпа студентов восхищенных его божество окружает, реми к выходу тянется, покинуть аудиторию спешит. и когда часы в коридоре отсчитают десять ударов, деверо скроется в объятиях сумерек.

***

[indent]«sancta sanctorum» встречает запахом тел разгоряченных, алкоголем обжигающим, громкой музыкой по вискам. любить это место реми время научило, — никаких напоминаний о проклятии, — девять кругов ада вокруг запястий, когда очередная порция крови из под стойки барной уходит в лапы темноволосому бруксу. не то, чтобы деверо всю жизнь мечтал мешать напитки в баре для сверхъестественных существ, — скорее, писать романы на всех языках этого утопающего мира, — но здесь, хотя бы, он мог чувствовать себя своим, — таким же проклятым, как и все остальные.

[indent]ощущение, что реми существует в искусственной коме: солнце прячется за сном беспокойным, вечер крадет калифорнийский университет, а ночь в объятиях чужого счастья растекается тоской по стенкам сердца. рука небрежно кудрявую прядь поправляет, не замечая его присутствия, — запах [такой желанный], перебивают чужие, более резкие, — ночь ложится на орлеан покрывалом тяжелым.

[indent]мальчишка вздрагивает, — демиан [снова] перед ним, демиан [снова] ускоряет кровь по венам, демиан здесь, за барной стойкой, и прямо на него смотрит, — ковыряет ногтем самообладания его остатки, самоконтроля ошметки.
[indent]— профессор?.. — бровь изгибается в вопросе немом, из рук вон плохо скрывая волнение дурацкое. реми нервничает рядом с демианом всегда, реми расчесывает запястья рядом с демианом всегда, реми тянется к демиану всегда и навечно привязывается к нему, алыми нитями, дурацкими вопросами.

[indent]— давно не виделись, демиан. кровавую мэри?..

[indent]и в горле пересыхает, когда взгляд напротив кричит: не мэри, — кровавого деверо.

[indent]и снова лбом в захлопнутую сталь —
[indent][indent]и ногтями вдоль по векам;
[indent][indent][indent]нельзя быть зверем, если хочешь стать
[indent][indent][indent][indent]ч е л о в е к о м
[nick]Remi Deveraux[/nick][status]be mine.[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/73/ce/164/51206.png[/icon][sign]-[/sign][anketa]<a href="ссылка на анкету">Реми Деверо, 452</a>[/anketa][lz]бармен в «sancta sanctorum»; слушатель курса «история западноевропейской художественной критики» при новоорлеанском университете; мы не вписались в стандарты мира, мы — излечимый, но сильный вирус.[/lz]

тысяча девятьсот шестой — слишком яркий, слишком пестрый, — блеск пайеток и мишуры перед взором мешает спокойно сосредоточиться на реальности, — мысли то и дело скользящие, полупрозрачные, — деверо пытается ухватиться за них невидимыми пальцами, но постыдный крах терпит, отправляя очередную порцию мартини прямиком в желудок. деверо не терпит людское общество, — люди громкие, люди смеющиеся, люди — слишком простые, — но что-то внутри скребется когтями по стенкам худых ребер, — люди живут здесь и сейчас так, словно умрут завтра. реми так не мог, и реми завидовал.

деверо не может сосредоточиться на разговорах высшего общества, — темы перескакивают со скоростью блох на пропащей псине, — людям неважно выслушать друг друга, людям важно не переставать разговаривать. светские беседы — омерзительные, деверо хочется отмыться от них тот же час, когда блондинка слева новость о чужой утрате использует, чтобы поделиться впечатлениями о европейских кладбищах. чужие травмы — лишь повод связать разговор. чужие травмы — лишь повод к очередному мартини.

запахов обилие притупляет рассудок, пока ноги стремительно несут его подальше — на балкон, на свежий воздух. триста лет назад реми, наконец, почувствовал себя живым, а сейчас отдал бы свое бессмертие даром. столетия сменяют друг друга, но люди становятся все более мелочными, теряя последние остатки прекрасного, человеческого. теряя свою невинность, закрываясь за масками наигранности и безразличия. реми устал от фальши, реми хочет домой.

бледные пальцы цепляются за перил прохладу, и он прикрывает глаза, пока ночной ветер ласково треплет кудри мальчишечьи. музыка — тише, запахи — дальше, а реми, наконец, может спокойно дышать, меланхолии позволяя по сантиметру отвоевывать мысли. он бы провел здесь вечность, перебирая прожитая года в голове, если бы не запах миндаля, настойчиво ворвавшегося в легкие с очередным вдохом.

сердце удар пропускает.
у мальчишки не позвоночник — лезвия, у мальчишки внутри всё — в шрамах, и когда их взгляды пересекаются, счетчик дней сбрасывается до нуля.

тело вздрагивает, неловкой улыбкой одаривая владельца двух внимательных глаз цвета крепкого виски, и реми накрывает волной. запах чужой — игла под кожу, в самую вену, в центральную нервную. пальцы ослабляют ворот тугой, — иллюзия спасения, когда его катастрофа подходит ближе, дышит громче, и пулей в висок «демиан» произносит.

— ремигий деверо. но можно просто реми, — последнее слово ветер уносит с собой, разбивая о холод каменных стен, его жизнь разделяя нулевым меридианом ровно по центру. — кровавую мэри, демиан?..

***

перед мужчиной оказывается алый напиток, — реми за отросшими кудрями глаза прячет, — смотреть на него невыносимо больно, — очередные сто лет одиночества зияли на сердце шрамом его имени. миндаль — шипастым ошейником вокруг горла, и чужие запахи уже не спасают, когда он в такой близости, — только руку протяни [совсем как в тот вечер].

— ты был человеком, — «ты был моим всем», — почти через силу разжать челюсти себя заставляет, — я надеялся, что тебя не коснется сверхъестественный мир. особенно, в моем лице.

на последнем предложении плечи вздрагивают, и реми позволяет себе поднять глаза, — сожаления и извинения затапливают глаз радужку, и реми не замечает, как вцепляется пальцами в деревянную столешницу и непроизвольно вперед наклоняется, давая мужчине возможность услышать его сквозь громкую музыку. — мне четыреста пятьдесят два года, демиан. я не выбирал такую жизнь. и тебе бы не выбрал.

его персональная катастрофа в тридцати сантиметрах от лица, в столетии от сердца и одном вдохе от провала. по знакомому лицу перемещаются имбирно-зеленые глаза, — ощупывают жадно, пытаясь впитать родной образ в подкорку головного мозга, чтобы позже, когда небо окрасится в кровавый рассвет, наедине с собой и собственным одиночеством, лелеять воспоминания ушедшей ночи.

— кто ты, демиан? кто ты сейчас? — деверо не дышать старается, бегло пробегая по чужим костяшкам пальцев, — ты не похож на ликантропа, - пахнешь иначе. приятно.

на самом деле — с ума сводяще, до ломоты в зубах, до крышесносного б е з у м и я, — зверь внутри реми — страшнее вампира, бьется в ребра, кости выламывает, рвется навстречу своей погибели, превращая одним глотком воздуха легкие в пепел.

бокал кровавой мэри пустеет слишком быстро, — деверо спохватывается, повторить предлагает, и пытается пустой сосуд забрать у демиана, неаккуратно касаясь чужой поверхности пальцев. разряд тока — почти моментально от касания к обнаженной коже, — жалом вдоль позвонков. они оба вздрагивают, но рук не отнимают — реми прячет глаза в столешницу, боясь, что если взгляд поднимет, то его волной накроет. снова. и в этот раз уйти он уже не сможет.
---
если будешь стрелять, то, пожалуйста, целься в голову — моё сердце уже не пробить ни единым выстрелом. я под шквальным огнём из любви и из боли выстоял, мне давно не страшны ни свинец, ни стекло, ни олово.
[nick]Remi Deveraux[/nick][status]be mine.[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/73/ce/164/51206.png[/icon][sign]-[/sign][anketa]<a href="ссылка на анкету">Реми Деверо, 452</a>[/anketa][lz]бармен в «sancta sanctorum»; слушатель курса «история западноевропейской художественной критики» при новоорлеанском университете; мы не вписались в стандарты мира, мы — излечимый, но сильный вирус.[/lz]

[indent]его смех растекается по венам вином опьяняющим, сладкой горечью опаляя тяжелые веки, отравляя рассудок искренностью, мудростью, режущей откровенностью. реми хочется прикрыть на секунду глаза: не чувствовать ритм сердца собственного, что птицей заполошенной рвется сквозь рёбер клетку, выламывая кости, душу наизнанку выворачивая.

[indent]ремигий глаза закрывает, считая до трех: запах чужой под кожу въедается не хуже чернил, кислоты химической, только боли вместо - во всем теле приятная судорога, - на ногах пальцы поджимаются от скрипящего на зубах удовольствия. и мальчишка уверен, что на вкус демиан еще лучше, еще мягче, сладостно-тягучий, как во рту конфета перекатывающаяся. и от этой мысли у него под сплетением солнечным, глубоко внутри, утробно зверь рычит, языком шершавым пальцы вылизывая.

[indent]ему хочется, - до искр из глаз, - прильнуть к ладони чужой и как кошка ластиться, ощущая человеческого тела тепло, ощущая себя на грани тьмы кромешной и эйфории. ему хочется себя нужным почувствовать, перестать бежать сломя голову, перестать прятаться от чувств собственных, когда глаза цвета виски смотрят так пронзительно, так понимающе.

[indent]улыбка трогает чужие губы, когда он глаза распахивает чуть голову вбок склоняя, русыми кудрями лицо закрывая. - много ли вы знаете о вкусе человеческой крови, демиан? - совершенно неподходящая тема разговора в контексте его животной сущности сковывает легкие в болезненные тиски. пальцы нервно угол воротника теребят, а взгляд мечется собакой дикой от чужого лица к бокалу и обратно. - в действительности же, дело в томатном цвете, хотя, признаться, столь светлая кровь течет лишь в наших капиллярах и не касается вен, - реми забывается рядом с демианом, задумчиво обводя пальцем бокала кромку, - хотя, все же цвет зависит от количества железа в крови. я изучал медицину однажды, - мальчишка спешно добавляет, вспоминая о том, что рядом с человеческим существом находится.

[indent]легкий укол о его фамильярности не ощущается осуждением, не ощущается оскорблением, - реми на своем месте себя чувствует, когда терпкий миндаль все его существо обволакивает мягкими лапами, осторожно, словно спугнуть боясь. деверо хочется уткнуться носом в чужую шею, пропитать себя всего этим запахом, - запахом давно забытых надежд и чувства чужой близости, легкого возбуждения, заставляющего пальцы на ногах поджиматься, предвкушения новой встречи, жадности до каждого взгляда, жеста, слова. ему хочется чужой [такой родной] ладони коснуться, но этикет не позволяет, и мальчишка руку одергивает на полпути к чуть смугловатой поверхности кожи.

[indent]- я бы называл вас так, как тому правила вежливости подобают, демиан. да вот только фамилии вашей совсем не знаю, - лукавит, прикусывая губу нижнюю, с минуту напряженно размышляет и, все же, решается на откровение, - но, признаться честно, ощущение, словно вас всю жизнь знаю, хоть и увидел лишь несколькими минутами ранее, - голос снижается до шепота, - реми боится взгляд поднять, в глазах чужих насмешку увидеть. реми боится спугнуть то чувство, возникшее между ними, нить тонкую, связавшую двух совершенно незнакомых людей. и от того плечи его подрагивают от ожидания ответа, словно палач возвел над его головой лезвие топора острого.

***

[indent]реми не знает, что хуже: слышать предположения ложные о себе или боль и обиду видеть в глазах напротив. реми не знает, что хуже: дать демиану поверить в его легкомыслие, чтобы забыл уже, из груди его вырвал, или оправдываться пытаться и угодить в капкан чувств собственных. опять. но миндальный запах к нему свои мягкие лапы тянет, как в тысяча девятьсот шестом, и реми забывается снова.

[indent]- нет, я не сторонник скоротечных интрижек, демиан, - качает головой, пускаясь в откровения, - я не сторонник любой близости, особенно эмоциональной с тех пор как.. похоронил кое-кого, - на минуту осекается, позволяя сделать себе глоток горячительного напитка, забывая, что на рабочем месте находится, но сухость в глотке дерет похлеще любых разговоров, - и я не хотел хоронить еще и тебя. я бы просто не вынес этого.

"я бы просто сломался, демиан. сломался бы без тебя".

[indent]его взгляд почти кричит, умоляет, - реми не знает, почему прощение получить от него так важно, почему хочется рассказать все то, что чувствовал больше сотни лет назад, когда покидал город чужой, омывая грязные улицы собственными слезами. рядом с мужчиной деверо чувствовал себя на своем месте, чувствовал себя дома, и когда дрожащая рука покупала билет на поезд, он стрелял себе прямо в висок. рана эта до сих пор кровоточит.

[indent]- я уже могу звать тебя беллой? белла, мы не можем быть вместе, для тебя это слишком опасно, ведь, когда-нибудь, я тебя сожру, - когда эшдаун упоминает сумерки, деверо ненадолго отпускает, и он расслабляет плечи, чуть подливая алкоголя себе в стакан, делает большие глаза, театрально разыгрывая сцену из популярного молодежного фильма. - ты так вкусно пахнешь, белла. ты - мой личный сорт героина, - на этих словах реми с наигранно-серьезным видом указывает щипцами для льда на демиана, но улыбка на лице мальчишки так и не появляется. потому что, несмотря на комичность ситуации, все было ровно так, как в этом второсортном кино для подростков, и от этого становилось в разы тошнее. какая ирония.

[indent]на фразе про демона деверо вздрагивает, растерянно глядя в чужие глаза. - бог не может быть демоном, - еле слышный шепот вырывается внезапно, пока в голове идет непрерывный счет. - всего три года?.. три года после нашей встречи тебе дали пожить нормально?..

[indent]на лице реми - вся горечь человеческого мира, жалость, разочарование и дикая, необъяснимая тоска. тоска по демиану, которого он не спас. тоска по прожитым без него десятилетиям. возможно, он смог бы его уберечь. возможно, что демиан до конца своих дней был бы человеком. если бы не отъезд, если бы не его трусость, если бы не его желание сделать "как лучше". реми всегда думал, что "лучше" - это без него.

[indent]осознание наваливается грузом тяжелым, деверо ощущает его полутонной на плечах, - лицо в ладони роняя, не желая сталкиваться глазами с демианом. новость о владельце бара на второй план отходит, - пусть уволит его, убьет, сердце из груди вырвет, - лишь бы не болело так отчаянно, так остро, пиками-кольями в грудине, на кончиках пальцев ожогами. реми чувствует теперь до боли отчетливо - никогда достойным демиана не был, никогда достойным любви.
[nick]Remi Deveraux[/nick][status]be mine.[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/73/ce/164/51206.png[/icon][sign]-[/sign][anketa]<a href="ссылка на анкету">Реми Деверо, 452</a>[/anketa][lz]бармен в «sancta sanctorum»; слушатель курса «история западноевропейской художественной критики» при новоорлеанском университете; мы не вписались в стандарты мира, мы — излечимый, но сильный вирус.[/lz]

[indent]демиан.
[indent][indent]демиан.
[indent][indent][indent]демиан.

[indent]заполошный шепот нигде и повсюду, - реми шепчет чужое имя как заклинание, как кодовое слово к замку, - реми хочет раствориться в чужих руках, губах, глазах, что так рьяно цепляются за его запястья тонкие, за его губы припухшие, впиваются пальцами сильными в кудри спутанные. демиан должен быть ближе, еще ближе, еще жарче, и всюду, где его руки касаются, страсть, приправленная отчаянием, на коже расцветает бутонами нежности, преданности, верности. реми дышит через раз, реми думает, что никогда не чувствовал чего-то подобного, никогда еще эмоции не были такими яркими, резкими, быстрыми, - никогда он еще не желал кого-то сильно так, до безумия, до скрученных в кровавое позвонков, до алых дуг от ногтей на ладонях.

[indent]мальчишка не помнит, кто из них потянулся губами первый, мальчишка не помнит, как позволил себе обвить руками чужую шею, как они покинули выставку и как всю дорогу друг от друга не могли оторваться. миндаль бил по вискам похлеще любого алкоголя, реми сходил с ума быстрее, чем демиан успевал его стоны громкие поцелуем затыкать, и деверо рассыпался в руках его осколками, прямо на паркет прихожей в квартире на углу у капитолия.

***

[indent]его разносит на куски: реми чувствует это каждым тела миллиметром, каждым атомом, тенью лет ушедших, отпечатком кровавым на поверхности души. близость опьяняющая гулом в сердце отдается, буквами-ножами складываясь фразой, по вискам стучащей молотом железным.

[indent]демиан осмелился, демиан слишком близко, - мальчишка в ощущениях собственных теряется, не замечая, как расстояние меж ним и его персональной гибелью сокращается до нуля стремительно. касания его - раскаленное олово, - в глотку вливают и щеку голодным пламенем оглаживают, - в местах, где рука демиана касается, остается клеймо, метка - на тысячелетия, на вечность. его запах в русые локоны въедается, под кожу, в самое нутро, - реми дрожит от эмоций нахлынувших и ладони в кулаки стискивает, лишь бы не сорваться в чужие объятия, лишь бы не коснуться губ напротив, опрокидывая время назад.

[indent]- живее меня?.. я никогда не умирал, демиан. по крайне мере, не физически, - собственный голос чужим кажется, охрипшим, словно выкачали воздух весь из легких одним щелчком, - у вампиров тоже есть подвиды, как у перевертышей. но ни один из нас не умирает в действительности. лишь по грани ходит, - реми действует по наитию, реми чужую свободную руку перехватывает и на грудь себе опускает, - чувствуешь?.. у меня тоже есть сердце.

[indent]на кончике языка - горечь легкая, реми до боли межреберной хочется демиану показать, что он не труп ходячий, что он - чувствовать может, умеет, чувствует прямо сейчас к нему, - к призраку прошлого столетия, - самые сильные эмоции в своей жизни. сердце стучит громко, - удары вдоль позвонков дрожью растекаются, и чужая ладонь подрагивает от прикосновения к светлой ткани футболки мальчишечьей.

[indent]- я.. мало демонов встречал в своей жизни. но все они были с создателями, - плечи дергаются непроизвольно и реми отступает на шаг, разрывая контакт столь близкий - разговоры о создателях всегда болезненны, всегда - ножом по ладони линиям, - нет ничего несправедливее в жизни, чем связь с создателем, - ни уйти, ни сдохнуть, только жить в его прихоти.

[indent]о герберте воспоминания - как отрава в венах: реми помнит отчетливо всю его коллекцию наизусть, - каждое сотворенное существо, каждый взгляд глаз голодных, обращенных в тьмы глубину самую. помнит голос низкий, разгоняющий мурашки волнами вдоль кожи, и чувство необъяснимого страха, застрявшего в глотке терновым венком.

[indent]колючее чувство пробирается иглой в сердце: реми не хочет, но отчего-то чувствует зуд противный где-то под пятым ребром. мальчишка ревности не ощущал уже давно: на вкус оно как горький кофе, как привкус спирта от некачественной выпивки, - мальчишка отступает еще на шаг, не позволяя себя коснуться снова. ему не хочется знать, что встреча их - мимолетна, что тепло от ладони касания - временное, и демиан растает с наступлением утра в чужих объятиях своей создательницы.

[indent]- это особенность моей расы, - реми отводит взгляд, губу поджимая, и переводит тему быстрее, чем демиан успеет что-либо ответить. слишком наблюдателен, слишком умен, слишком для него. - вампиры имеют привычку принюхиваться. все создания имеют свой запах. у кого-то он противный, у кого-то - приятный. у тебя приятный. вот и все, - нет, реми сейчас демиану не позволит копнуть так глубоко, не позволит вскрыть себя как консервную банку ножом тупым, не подпустит к себе так близко, хоть и отчаянно всем существом желает этого.

[indent]- лучше так, чем если бы ты от клыков моих погиб, - пальцы вздрагивают, пунша очередной бокал разливая для какого-то ведьмака, - думать каждую секунду о том, как бы не съесть тебя, было выше моих сил. все чувства обострены до предела. а по отношению к объекту симпатий - и подавно.

[indent]реми продолжает взгляд прятать от глаз чужих, цепких, темных - таких, каким была его собственная любовь к демиану, - ни выжечь огнем, ни водой смыть, - намертво корнями глубоко в душу, пальцев вокруг, сквозь сплетение солнечное. у демиана в глазах - жизнь, у деверо на языке - смерть. - я тоже чувствовал себя живым в первые сто пятьдесят лет. после - мрак. холод мертвых глазниц, смотрящих на тебя из свежей могилы я помню до сих пор, и, пожалуй, я всё бы отдал, чтобы получить забвение.

[indent]веки на секунду прикрываются, дрожат воспоминаниями века семнадцатого, - с ресниц его можно росу собирать, ногтями под кожу впиваясь - боль физическая всегда отрезвляла лучше любых разговоров, а демиан, - демиан всегда был болью душевной. болью и одновременно спасением от нее, тягучим опиумом, ядовитым обезболивающим. вкус губ его - сладко-сладко, - отрава в виде пудры сахарной, во рту липким медом растекается, - мальчишка до скрипа в зубах хочет вспомнить их прикосновение, но нельзя, мысли все свои в голове на десять замков запирает, стараясь не дышать, когда знакомый запах вновь вторгается в пределы его самообладания, разрушая весь контроль по кирпичикам выстроенный,
[indent]к чертовой,
[indent][indent]к чертовой,
[indent][indent][indent]к чертовой матери.
[nick]Remi Deveraux[/nick][status]be mine.[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/73/ce/164/51206.png[/icon][sign]-[/sign][anketa]<a href="ссылка на анкету">Реми Деверо, 452</a>[/anketa][lz]бармен в «sancta sanctorum»; слушатель курса «история западноевропейской художественной критики» при новоорлеанском университете; мы не вписались в стандарты мира, мы — излечимый, но сильный вирус.[/lz]